Уходить на войну, а не ждать домой,
Не хранить свой очаг, только жечь мосты,
Быть бесстрашной, опасной, не быть немой,
Уходя, оставлять за собой кресты.
кофеин
–Нет, у него есть стая, – даже если придёт одиночка. Зверь сначала уничтожит угрозу, и лишь потом прогонит приблудного. Можно биться сражаясь за территорию, за место в иерархии ста, но не убивать просто ради забавы, не испытывая голода, не пытаясь сохранить свою жизнь. Человечеству не дано понять, что быть зверем, значит быть милосерднее нежели иные из людей. Щадя свои чувства пишут они законы, из-за которых заживо гниющий оказывается обречён испытывать страдания. Смертельно раненого зверя добьют, не желая продлевать его муки, не позволяя чужаку надругаться над ещё живым членом стаи. Страдая, вспоминая о безвременно ушедшем, могут выть волки, сердце заболит, если услышишь крик лишившегося верного друга орла. Только они всегда помнят о том, что живые нуждаются в помощи больше мёртвых. Законы природы жестоки и слава богам они действительно бесчеловечны.
–Неужели, – разглядываешь троих магов, но видишь в них не людей, а скот. Словно овцы отправившиеся в след за вожаком, безропотно следующие за единственным, кто обладал собственной волей. Как может человек, чьим основным инстинктом по-прежнему остаётся инстинкт самосохранения совершать подобные глупости? Чьей волей движутся сегодня фигурки на поле и кто ответствен за то, что вот уже второй раз Морриган готова выпустить кинжал из ножен в центре Лондона, не взирая на заключённый мир, нарушая обещания, данные их кланом.
Люди переменчивы, но не вампиры. Если ложь не была изначально самоцелью в заключаемом договоре, едва ли они пожелают нарушить данное слово. Вот и сейчас. Морриган видит их лица, видит их страх и явственно чувствует свою власть над этими существами. Они не люди. Человек обладает способностью мыслить, он может задавать вопросы и самостоятельно находить ответы на них. Телесные оболочки, стоящие сейчас на это улицы такой особенности лишены. Никто не осудит, если ребёнок выбросит испортившуюся марионетку, так отчего бы людям предъявлять претензии к вампирам, избавившимся от созданий, смеющих притворяться людьми? К сожалению, ответ слишком прост, они так и не научились различать сущности и себе подобных.
Ричард действует, повинуясь интуиции. Не скрываешь своего удовольствия, от того что он так быстро постигает то, что другим неведомо. Самовлюбленная ревность. Он твой. Сейчас, когда рука юноши прижимает к стене сущность, едва не дробя горло, заставляя хрипеть, заставляя лёгкие глупца гореть огнём и желать одного лишь глотка свежего воздуха. Сейчас, когда идёт урок в темноте Лондона, что открывает свою истинную сущность лишь вам, что лишь с вами готов поделиться всеми своими звуками, что безжалостно отдаёт в ваши руки своих жителей, играя не на их стороне. Он твой, до тех пор, пока последний из этих людей не упадёт не асфальт, лишившись права притворяться тем, кем не является на самом деле. Пока последний стон не оборвётся, и не лишатся оболочки жизненных сил.
Душа ликует. Случайный выбор, игра, в которой новообращённый мог просто не выжить, обернулась тем, чем ныне воистину дорожишь. Не потому что обязана, не потому что должна, но потому что иного не желаешь. И твоё творение возвращается, встаёт подле создателя, идеально дополняя, образуя единое изображение, картину мира полного гармонии.
Обращаешь на глупцов не больше внимания, нежели они заслуживают в действительности. Игнорируешь их, не обращаясь напрямую, но и не выпускаешь из виду биения их сердец. Эта музыка индивидуальна, чтобы не пытались твердить их лекари, ведь следя за ритмом, упускают из виду всё остальное. Говоришь.
–Слушай, – вторишь, –Запоминай.
Почему однажды выбрав свою жертву, никогда вампир не откажется от неё? Как находит среди сотен похожих, что заставляет его желать получить именно этого человека и никакого другого. Внешность? Но она ведь лишь часть игры, часть забавы, во время которой любые трудности в достижении цели, приносят лишь удовольствия. Усмехаешься, вновь обращая взор на трёх дураков. Не забудешь биения их сердец. Каждый отпечатался в сознании, к каждому найдёшь дорогу, даже если сейчас они наконец задумаются о том, что пора бежать. Если хочется сохранить жизнь, если хочется удержаться в мире телесного ещё хотя бы немного, нужно было бежать. Обречённые, к коим не испытываешь жалости.
–Чтобы говорить нужен лишь один человек, – смеёшься, ощущая как по телу разливается эта сладкая истома. Предвкушение неизбежного. Они должны были понять свою ошибку. Дети богов, позабывшие своих прародителей. Трусливые, изнеженные. Страшатся даже поднять палочку, для того чтобы оградить себя от вас, для того чтобы хотя бы попытаться.
Усмехаешься. А может быть один из этих троих, действительно ещё не лишился способности мыслить. Глядя, как один из мужчин, буквально вынуждает другого опустить волшебную палочку, самодовольно усмехаешься. Ты уверена, что Ричард видит, кто именно здесь лидер. Кто знает, по какой причине эта троица оказалась на улице города, но кто не был готов встретиться не с новообращённым глупцом, но с существом свою суть принявшим.
Достаточно всего одного заклинания, для того чтобы ваши действия были в рамках заключенного когда-то контракта, но и без него приговор для троих магов уже вынесен. Достанешь каждого из них, заставишь вернуться туда, где им самое место. Не позволишь больше пустым оболочкам бродить по городу, смешиваясь с теми, кто ещё умеет жить.
Отредактировано Morrigan M. Windsor (30-09-2014 15:30:57)